Алексей Игонин: «Кубок России в 99-м мы выиграли за счет сплоченности»

Первому российскому трофею «Зенита» исполняется 15 лет. Алексей Игонин, один из героев команды, взявшей в 1999 году Кубок России, в интервью «ProЗениту» рассказал, на чем был сосредоточен во время финального матча, как решались в команде межнациональные проблемы и чему он больше всего удивился, вернувшись с победой в родной город.

— На матче с «Динамо» состоялся праздник, посвященный победе «Зенита» в Кубке России 1999 года. Насколько приятно вам было увидеться с теми, с кем вместе играли 15 лет назад?
— В идеале хотелось бы, чтобы на чествовании присутствовали все футболисты той команды. Однако это тяжело осуществить, всё же подобное мероприятие проводится в первый раз. Тем, кто живет в других городах, сложно выкроить свободное время. Если бы такие праздники стали традиционными, я уверен, приехали бы все. В основном были те, с кем мы и так часто встречаемся, организуем игры, пытаемся оставаться командой. Коллектив 15 лет назад был замечательным, да и сейчас мы во многом единомышленники. Именно за счет сплоченности нам удалось выиграть Кубок России. Ведь если говорить откровенно, то по уровню мастерства и по некоторым другим факторам «Зенит» на тот момент уступал и «Динамо», и ЦСКА, которых мы прошли по пути к победе. Юбилей — приятный повод, чтобы еще раз встретиться.

— В команде тогда не было деления на своих и приезжих?
— Мы тогда даже не употребляли слово «легионер». Оно появилось позже. Не было никакого разделения на своих и чужих. Да и делить-то, по большому счету, нечего было. Парни с Украины или из Армении не воспринимались как иностранцы, все были русскоговорящими. Ну, иногда подкалывали друг друга, но это оставалось на уровне шуток.

— Кто был тогда объединяющим центром «Зенита»?
— Конечно, Юра Вернидуб. На тот момент он обладал набором качеств, которые принято называть лидерскими. И игроком был опытным, и человеком во всех отношениях взрослым, зрелым. Вернидуб успел поиграть еще в высшей лиге чемпионата СССР, знал, как выстраивались отношения раньше, и пытался привить эти правила нам. По его инициативе организовывались общие ужины, походы в рестораны. Мы сбрасывались, набирали определенную сумму и отправлялись в намеченное место. Сейчас, понятное дело, рестораном никого не удивишь, а тогда подобные вечера действительно сплачивали нас. Всё проходило на редкость душевно, никто особо не нарушал режим, и атмосфера была почти домашней. С другой стороны, Юра никогда не стеснялся высказать в глаза претензии и на поле, и вне его. В общем, был настоящим капитаном. И говорить о том, что он легионер, ни у кого язык не поворачивался: ни у футболистов, ни у болельщиков.

— Вы всегда считались шутником. Насколько веселой была атмосфера в команде?
— Во многом это зависело от степени свободы, которую предоставлял главный тренер. И ситуация со временем менялась. Садырин, Бышовец, Давыдов, Морозов — очень разные люди, и при каждом складывалась своя, особая атмосфера. Потом пришел Петржела, и тогда всё стало совсем иначе. Немало в этом плане определялось игрой. Если получаешь от игры удовольствие, тогда количество шуток, конечно же, увеличивается. Здесь надо еще отметить, что, в отличие от нынешних зенитовцев, мы не испытывали столь сильного психологического давления, связанного с необходимостью победы в каждом матче.

— Какой по сравнению с другими была степень свободы при Анатолии Давыдове?
— Садырин много рассказывал о различных случаях, объясняя правильность поведения в той или иной ситуации. Непременно наказывал, если кто-то на чем-то попадался даже вне тренировочного процесса. Морозов, в свою очередь, выдвигал очень жесткие требования, но они касались только игр и тренировок. К обыденной жизни его требования отношения не имели. У Давыдова тоже были строгие взгляды на дисциплину. Но, честно говоря, после Бышовца многие вздохнули с облегчением. Анатолий Федорович имел очень весомый авторитет. Он говорил не громко, никогда не кричал, но во время его монолога в зале стояла идеальная тишина: все слушали молча. Так было на каждом собрании, на каждой предматчевой установке. С приходом Анатолия Викторовича обстановка стала демократичнее, и некоторые футболисты восприняли это как послабление: дисциплина немного поплыла. Потом, когда спохватились, было уже поздновато.

— Но до этого момента во время борьбы за Кубок было еще далеко. Путь к финалу получился сложным. В 1/8 финала в поединке с «Жемчужиной» вы получили, наверное, самую незаслуженную красную карточку в своей карьере.
— Может быть. Наверное, никто не признается, что был наказан справедливо. Тем более что в те годы я больше играл на эмоциях, нежели с холодной головой. Редко нарушал правила преднамеренно, гораздо чаще просто так получалось. При современном, более жестком судействе заработал бы гораздо больше карточек. Да, в том эпизоде я пытался убрать ногу, чтобы не задеть вратаря, но, думаю, судье было трудно разобраться в произошедшем. Он принял решение, которое считал нужным.

— Не было ощущения, что он просто хотел уравнять составы, чтобы успокоить хозяев поля?
— Когда играл, ни одно из судейских решений в таком ракурсе не рассматривал. Я был безмерно счастлив, что играю в футбол на таком высоком уровне, это уже было для меня достижением. И после того матча никаких мыслей о неслучайности моего удаления не возникло. Сейчас много разговоров о преднамеренности ошибок арбитров. Иногда мне намекают, что, мол, помнишь, такой-то судья поступил так-то и так-то, это он преднамеренно. Начинают какие-то доводы приводить. Вроде и задумаешься. Но от подобных мыслей ощущение от футбола портится, поэтому стараюсь не вникать во всё это и не вступаю в полемику.

Понимание важности происходящего приходит в зрелом возрасте, а я в 1999-м был очень молод. Помню свои ощущения после победы в Кубке. Да, было очень приятно, но это, как я считал, лишь первый шаг, второй не за горами. Прошли годы, и, когда заканчивал карьеру, понял, что Кубок России — мое высшее достижение. Получается, хорошо, что мы воспользовались своим шансом. В «Жемчужине» играли опытные ребята, и на жизнь они смотрели несколько иначе, чем я тогда. Может, они осознавали, что этот шанс для них чуть ли не последний, чтобы что-то выиграть. Может, всё благополучие клуба зависело от того поединка. Между прочим, в следующем сезоне сочинцы вылетели из высшего дивизиона. А «Зенит» тогда постоянно прогрессировал, развивался. Мы не сомневались, что должны проходить «Жемчужину».

— Когда у вас появилась мысль, что выиграть Кубок России реально?
— Когда Саша Панов второй гол забил. Только после этого. О предварительных матчах вообще говорить бессмысленно, а в первом тайме финала я был сосредоточен только на том, чтобы хорошо сыграть. У меня была локальная задача по нейтрализации центрального хавбека динамовцев, и ее было необходимо успешно решить — 80 процентов моих мыслей было только об этом. Но когда состоялся второй гол в ворота москвичей, характер игры изменился, стало легче. Вот и возникло ощущение, что можем победить. А то, что эта победа даст нам Кубок, я окончательно осознал лишь за пару минут до финального свистка.

— Какие еще впечатления остались от финального матча?
— В основном в памяти остались эмоции. От первого тайма — не очень приятные. Даже чувство безнадежности моментами возникало: понимал, что игра идет совсем не в том русле, не как планировалось. Ком катится, катится и никак его не остановить, и это может закончиться поражением. А потом вспышка, и всё кардинально изменилось. Просто чудо какое-то! Настроение существенно улучшилось, появилось второе дыхание, откуда-то силы взялись, хотя было ощущение, что они на исходе. Потом финальный свисток, начался какой-то сумбур. Рассказывали, что мы после окончания матча чуть ли не полтора часа провели на поле «Лужников», а казалось, что прошло не больше десяти минут. Лишь на ужине в гостинице можно было выдохнуть: «Всё! Мы сделали это!»

— Как команда отпраздновала победу в Кубке? Через три дня предстоял матч в Нижнем Новгороде, «Зенит» даже домой не стал возвращаться.
— За ужином нас поздравили, похлопали. И всё. Потом все отправились смотреть финал Лиги чемпионов «Бавария» — «Манчестер Юнайтед». Тот матч получился просто феерическим. И на следующее утро больше говорили об этой игре, а не о нашей победе. И тренеры, и руководители убеждали нас в том, что нельзя расслабляться, впереди очень важный матч. Надо поддержать марку, взять очки и так далее. Хотя у меня ощущение, что некоторые зенитовцы всё же сумели отметить радостное событие, поскольку в Нижнем Новгороде выглядели подозрительно плохо.

— Ожидали, что команду так восторженно встретят в родном городе?
— Встреча в аэропорту очень сильно удивила. В те годы это было неординарным событием. Сейчас же будет неожиданностью, если «Зенит» не встретят. Правда, официальной встречи не планировалось. Политики и чиновники тогда еще не осознали, какие дивиденды может принести близость к команде. Их не было рядом с нами и в повседневной жизни. Когда в «Лужниках» на поле вышла целая команда в пиджаках, мы даже не знали, что это за люди, чем они занимаются, какие должности занимают.

Проезд по Невскому — отдельная история. Нам объяснили, что проедем по проспекту быстренько, сфотографируемся — и домой. По-моему, никто не воспринимал это мероприятие всерьез. Однако, когда мы подъехали, были буквально поражены количеством встречавших нас людей. Наверное, только в тот момент мы поняли, что означает эта победа не только для нас, как для футболистов, но и для жителей города. Только тогда команда почувствовала, что это не просто спортивное достижение, а нечто большее. На стадионе за тобой наблюдают лишь болельщики, а здесь нас приветствовали и люди, которые далеки от футбола. Аплодисменты, всеобщая радость. И всё это ради нас. Наверное, этим стоило гордиться.

— Сейчас часто вспоминаете события 1999 года?
— Только когда напоминают. Как правило, если приглашают куда-то выступить, сразу вспоминают былые заслуги. И первая — Кубок России. Интересно, что в последнее время напоминают всё чаще и чаще. А то, что дата юбилейная, я понял совсем недавно. Всё же надо жить сегодняшним днем.